Композиция из лирических сочинений в стихах и прозе
Продолжение. Начало в №1172.
ПЕДАГОГИКА АНГАРСКА
Дорогие читатели!
Мне боязно начинать лирическое повествование, посвященное любимому городу моей юности, без уверенности, что каждый из вас имеет о нем хоть самое скромное представление. Поэтому я решил начать эту главу с очень краткой справки об Ангарске, составленной с использованием материалов Интернета. Прошу прощения у тех, кто посчитает эту справку ненужной.
Ангарск – город в Восточной Сибири, в Иркутской области,
Название города происходит от названия стремительно бегущей из Байкала в Енисей реки Ангары, на левом берегу которой он возведён. В этом месте в Ангару впадает река Китой. В юго-восточном направлении от Ангарска, в 39 км от него, находится Иркутск, а в 100 км – озеро Байкал.
Ангарск, существующий с 1945 г., имеет высокий экономический потенциал. На областном уровне он занимает третье место после Иркутска и Братска по этому показателю. В СМИ по отношению к Ангарску часто используется название «Город нефтехимиков», поскольку возникновение этого города было обусловлено грандиозным строительством нефтехимического комбината – 16. Это строительство считалось одной из «строек коммунизма», наряду со Сталинградской ГЭС или Волго-Донским каналом.
В настоящее время экономической основой города являются крупные предприятия нефтепереработки, химической промышленности, атомной и строительной отрасли.
Здесь действуют разнообразные учебные заведения среднего специального и высшего образования, научные учреждения. Имеются дворцы культуры, народные театры, кинотеатры, спортивные комплексы, парки и скверы.
В Ангарске проживают около 230 тыс. человек. На 1 января 2018 года по численности населения город на третьем в области, после Иркутска и Братска.
Мой отец вырос в бедной еврейской семье, его родители были неграмотны. Сколько же сил он отдал своему утверждению в жизни, реализации своего призвания – быть масштабным хозяйственным руководителем!
У него не было таких атрибутов жизненного успеха, как собственные дача и машина. Но жил радостно и без них. Один из друзей отца сказал мне о нем: «Там, где был Завелий Львович, всегда светило солнышко»…
Кто-то сегодня может покровительственно считать, что мой отец был по существу простаком вместе с множеством других воспитанников своего времени, но – так уж произошло – все, на что хватило его сил и таланта, он отдал людям.
Нашей семье повезло: отец, не умеющий угождать и юлить, избежал арестов и лагерных репрессий. Но вот что было. Шел 1949 год. По приказу министра он вдруг снят с должности директора небольшого московского завода экспериментальных машин и переведен на должность рядового инженера. Не помню, каковы были формулировки приказа, но суть вопроса нашей семье известна и памятна. На заводе появился новый главный инженер, тоже еврей. Отец с ним дружил, работали душа в душу. Конечно, где-то, по необходимости, были жесткими. Помнится, что отец повысил в должности какого-то заводского специалиста-еврея (в нефтяном машиностроении я встречал немало талантливых инженеров и ученых еврейской национальности). И некоторые «доброжелатели» подняли тревогу «в верхах» отраслевого уровня: дескать, завод стал еврейским гнездом – сколько это может продолжаться?!
…Отец поехал из Москвы в Восточную Сибирь восстанавливать новыми делами доброе имя. А осенью 1951 года к нему приехала и семья. И восстановил он там имя свое трудной и вдохновенной работой на ремонтно-механическом заводе. И нашел там лучших – на всю оставшуюся жизнь – друзей.
Он как-то сказал мне в начале восьмидесятых, уже будучи членом коллегии союзного Минхиммаша: «Беспокоит меня твое поколение – слишком вы чувствительны. Встретитесь с трудной ситуацией и половину сил отдаете переживаниям: ах, как несовершенен этот мир! У нас в министерстве назначили начальниками управлений двух твоих ровесников – чуть за сорок пять. Поработали немного и умерли один за другим от инсультов. А вот мы, старики, тянем. Потому что, если возникла у меня трудная проблема, я не позволяю себе переживать из-за несовершенства мира, я думаю только о том, как ее решать. И решаю… А как иначе сберечь здоровье?»
К сожалению, мы не избалованы обилием абсолютных истин. Даже в физике. А уж в мироощущении людей… Отец умер через два года. Не мог заснуть до часу ночи. Что-то мешало. Принял привычные лекарства. А потом тихо умер. Что растревожило его мысли и сердце, когда наступала ночь? Вслед чему пришел инфаркт? Этого не узнать…
Помните, какие есть слова в одной из задушевных песен времен молодости моего поколения: «…снятся людям иногда их родные города: кому Москва, кому Париж»? Я был москвичом более 55 лет, столица России действительно – мой родной и любимый город. Но вот что интересно: в Нью-Йорке, где я живу по семейным обстоятельствам на старости лет, в моих снах обычно не Москва, а бескрайние просторы Сибири – «благословенный русский край». Да, так уж сложилась моя судьба, что довелось в реальной жизни ощутить ширь, красоту и волшебный магнетизм этой бескрайней земли, от Уральских гор до чистейшего в мире «славного моря» по имени Байкал.
Там я нашел друзей на весь свой век, там возникали самые принципиальные, сложные и незабываемые моменты моего самоутверждения в делах, там я научился видеть глубинную красоту жизни через все ее сложности, противоречия, несправедливости… И всё это начиналось именно в Ангарске.
Среди коллег и друзей отца я видел немало поистине замечательных людей, крупных специалистов, людей, преданных своему делу и нашей стране. Среди них был руководитель строительства Ангарского нефтехимического комбината Виктор Степанович Федоров, позже назначенный министром нефтеперерабатывающей и нефтехимической промышленности СССР. И я не мог не ощущать нравственное влияние таких людей. Оно помогало мне уже в школьной жизни, когда, будучи девятиклассником, я был избран комсоргом школы…
И неслучайно в старших классах школы я стал всерьез задумываться о стратегии человека в строительстве своей счастливой деловой судьбы. В частности, родилось у меня стихотворение, которое через много лет, когда я уже был ученым-нефтяником, посвятившим свою жизнь качеству и надежности нефтяных скважин, отметил добрыми словами в своих сочинениях сибирский писатель Александр Петрович Мищенко:
«Мощно помыслил о счастье мой друг Юрий Цырин. Будучи десятиклассником, написал юноша-ангарчанин:
Петух бывает счастлив на шесте,
орел бывает счастлив на вершине…
Скажи, а мы
в житейской суете
вопрос о счастье
для себя решили?
Взгляни,
коль тени бродят по душе,
не счастье ли ей выбранное тесно.
Орлу б, наверно, был неплох и шест,
когда была б вершина неизвестна».
Дальнейшее повествование начну с повторения того факта, что наша семья – отец, мать, мы с сестрой и бабушка – оказалась осенью 1951 года в городе Ангарске Иркутской области. Учился я тогда в восьмом классе.
Так из мужской московской школы я попал в смешанную школу совсем юного города – спутника одновременно сооружаемого рядом с ним химического комбината. Город тогда строили заключенные, поэтому мы, увы, привычно видели огороженные колючей проволокой «зоны», за которыми днем кипела работа…
У нас был замечательный класс. Его гармоничное разнообразие не нарушалось и последующим – по мере роста Ангарска – появлением новых учеников. Сегодня мне кажется, что они, попадая в наше «магнитное поле», просто становились подвластны ему. И это никому не было в тягость, потому что может ли быть кому-то в тягость светлая дружба, доброта и чуткость юных одноклассников?
Нет, мы не являли собой рафинированную, плакатно-идеальную группу молодежи. Были очень разными. Да и прошли до попадания в наш класс очень непохожие начальные этапы жизненных путей.
Не буду утомлять читателей перечислением моих школьных друзей. Да, мы были очень разными. А почему же стали так дружны? Думаю, потому, что имел место некий особый эффект, который мне хочется назвать «эффектом Ангарска».
Ведь каждый из нас, оказавшись в этом городе, оставил где-то друзей и привычную жизнь. И каждый чувствовал, что для далеких теперь друзей не представляет серьезного интереса та новизна, что появилась здесь в нашей судьбе. Более того, новая обстановка, в которой мы оказались, мало им понятна, а скорее, просто чужда. У них продолжалась иная, хорошо знакомая, увлекающая их жизнь…
Ну, а нам на новом месте просто невозможно было оставаться наедине с собой: своими воспоминаниями, грустью, тайным другом-дневником, попытками переписки с прежними одноклассниками. Юность звала нас к активной и интересной жизни именно здесь. Каждый из нас хотел новой дружбы, новой радости человеческого общения. И мы с готовностью шли к сближению и единению с новыми одноклассниками, мы все вместе, можно сказать, собственными руками (а точнее, наверное, сердцами) лепили свое духовное благополучие. Мы хотели новой дружбы и сумели вылепить ее, проявляя чуткость и понимание друг к другу – ту самую бесценную, толерантность, о которой тогда еще даже не слышали и которая, к сожалению, в обиходе звучит менее возвышенно – просто терпимость…
Продолжение следует.