Когда-то в центре древней Бухары
Жила вдова по имени Хусни,
Имела дом свой и фруктовый сад,
Ну, одним словом, просто — «бехасрат»!
Был красный «Запорожец» у неё,
Как у её соседки Балорьё,
И в службе парикмахерских услуг,
Авторитет имела средь подруг.
Когда же Горбачёв сухой закон
Издал, кошки мешу ў бе-завон,
То с наступлением осени Хусни
Худаш мека арақи-хонаги.
И каждый год, пред праздником Песах
К ней приходили, словно на пойтах,
Бахмал, Оснат, соседка Балорьё,
Чтобы испечь кошерное массо!
Жизнь проходила, словно караван,
Очнулся вдруг антисемит-шайтан,
Тогда совсем не думала она,
Что вспыхнет там гражданская война.
Евреи стали покидать дома,
Прощай навек, родная Бухара!
«Что ж делать мне?» — подумала Хусни,
«Не уж-то бахтам шу капорти?
Как я смогу уехать из страны,
В которой жили праотцы мои,
То кладбище, где всё моё родство
Лежит ба дурни гори сип-сиё?»
И чтоб не рисковать жизнью своей,
Уехала за тысячи морей,
Как говорил шўи Сорах — Авром:
«Плевать на «Запорожец» и на дом.»
И вот ба шахри Эрец-Исроэль
Приехала Хусни бат Малкиэль,
И в центре Рамле, рядом с канесо
На первом этаже сняла жильё.
Увидев тараканов на полу,
И крысу, приютившуюся в углу,
Сказала: «Ту гучо омди, Хусни?
Қани вай боғ, кани рўи хавли?!
Қани вай хамсоёи тоҷико —
Мадинахон и Рахмонҷон-ако?
Дядь Коля, что всё время водку пил,
Который мой водопровод чинил?!
Қани вай давр, қани амун фахто?
И то, как проводили мы песхо?
Облокотившись влево, как пошчо,
Мо менўштим чор пиёла маё!
Мани ахмоқ, зачем же я сюда
Приехала, не зная языка,
Где все соседи пес-песон живут,
А что не так, то миштару зовут?!
«Но надо жить, — подумала Хусни.
- Успею стать я пленницей земли,
И пока сердце бьёт в моей груди,
Должна за своим счастьем я идти.
Кто знает, может скоро я найду
Мужчину, с кем свяжу свою судьбу,
Как говорил покойный муж Циён:
«Моя Хусни, как женщина-огонь!»
Вот год прошёл, за ним прошёл другой,
Вдруг вижу тень Хуснишки за спиной,
Она мне тут на русском языке:
«Случайно вы не жили в Бухаре?»
А я в ответ:»Нет-нет, апа-Хусни,
Я буду Рафоэли-Хўджанди,
Отец мой, как и дед, Коэн-зода,
Жаль то, что их отняли небеса!»
После чего, продолжив диалог,
Она сказала: «Хай, храни Вас Б-г!
В Ходженте много лет тому назад
В гостях мы были с мужем у Мафрат.
Она была қудо моей сестры,
Что тоже, как и я, из Бухары,
Мисвоба рафтим, где-то через год,
Мафрат-қудо кардак моя овод.
Она для нас такой накрыла стол,
Как будто к ней приехал сам король:
Яхни, самсы а гўшти кошери,
Не то, что наш қудо из Ферганы.
Қудо у нас хороший, но, увы,
Как урусо, едят телефои,
Но мой домод хорош, худи худам,
Он мемура а боли духтарам.
Сейчас они в Израиле живут
Барух Ашем, хона ба Рамле-Луд,
А ман бетар, сета бача доран,
Авром, Исоқ и девочка Эльян.
И всё-таки одной жить нелегко,
Найти бы мне хундуля одного,
Ведь как никак, ещё я молода,
Лишь голова от мудрости седа».
«О, Рафоэль! -продолжила Хусни, —
Мне часто снится мой рўи хавли,
Фруктовый сад и «Запорожец» мой,
Красней, чем дикий мак вдали степной.
И жить среди евреев тяжело,
У них ведь в мыслях только лишь одно —
Как заработать больше, чем сосед,
И всегда ноют, будто денег нет.
А у самих под попой «Мерседес»,
У многих по четыре дома есть,
А я, живя на пенсию одну,
«Борух Ашем», всё время говорю.
А вот когда я новости смотрю,
То чувствую, что катится ко дну —
Страна, точнее Эрец-Исраэль,
Не уж Вс-вышний этого хотел?
Не уж хотел всё это Моисей,
Когда молился тридцать девять дней,
Перед Вс-вышним, на Святой Горе,
Без капельки воды в бездонной тьме?
Врагам на радость проливают кровь,
Уничтожая братскую любовь,
Вместо того, чтоб на святой земле
Жить лучше, чем в Москве иль в Бухаре.
И всё же, Рафоэльджон, дорогой,
Скажу Вам то, что на земле святой,
Какая бы жизнь трудной не была,
Израиль, словно сказка для меня!
Барух Ашем, аколь серу-пури,
В мясных ларьках – мурғои кошери,
Купат-холим, в ста метрах от меня,
Чуть что, я на приёме у врача!
Проблемы есть, и это не секрет,
Ну, а в какой стране их вовсе нет?
Здесь можно всё купить без лишних слов,
Здесь дефицит лишь братская любовь!!!
Рафаэль Аминов,
Израиль, 4.04.2023 г.
Оскорблённая
Хусни…
(Юмореска Рафаэля Аминова)
Как-то сижу один с гитарой
Под светом мраморной луны,
Вижу, идёт по тротуару,
Держась за алихон, Хусни.
Вид её грустный, будто кто-то
Её злым словом оскорбил,
И про себя бурча чего-то,
В ней, словно дьявол, говорил.
Она кого-то проклинала
Уткнувшись взглядом в небеса,
А по щеке её бежала
Хрустальным камешком слеза.
Я сразу же в Хусни заметил,
Что было с ней что-то не то.
«Не уж её родные дети
Сильно обидели её?!»
Чтоб злость её слегка смягчилась,
Спросил я тихо у неё;
«Апа-Хусни, ну что случилось,
Не уж-то, Вас обидел кто?»
Она в ответ: «Мне так обидно,
И легче сдохнуть от стыда,
Как говорил Юра Галибов:
«Плохой дитя, хуже врага!»
Я днём и ночью, как ишачка,
Ба дурни кор всегда была
И деньги все, словно заначку,
Лишь для детей я берегла.
Дала им всем образования,
Хамекашонба той кардам,
В минуты разочарования
Госпана кушта медодам.
Делала всё, чтоб они жили
В сто раз счастливее, чем я,
Меня и труд мой не забыли,
Как красный день календаря.
И вот недавно сын скандалил,
С женой, что родом аз Когон,
За то, что свет в просторном зале,
Ну и на кухне был включён.
За то, что наш мазган работал,
Где-то всего лишь полчаса,
Тогда, как в прошлую субботу,
Была ужасная жара.
Я просто лишь сказала сыну:
«Зани худат-ба сах на рас,
Ты ж, Бога верующий — мужчина,
А не какой-то буд-парас!
Барух Ашем, у нас есть деньги,
И есть чем заплатить за свет,
Вон посмотри сосед наш — Беня,
Живёт как царь, хоть денег нет!»
Тут сын мой, как с горы свалился,
И на меня кричать стал так,
Как будто в него бес вселился,
Сказал мне громко:»Нафасьях!
Хоть ты мне мать, но в моём доме
Хозяин я и только я,
Мой стимул — деньги экономить,
Не тратив их туда-сюда.
А если ты без разрешения
Включишь мазган хоть ещё раз,
Пойдёшь ты жить к соседу Бене,
Он точно уж не буд-парас!»
И сын в присутствии невестки
Стал упрекать меня во всём,
Что дорогие пью таблетки,
Не принося копейки в дом.
Живу мол, словно королева,
Имею комнату свою,
Что ем лепёшки вместо хлеба,
И ни за что мол не плачу!
Его жена, моя невестка,
Вместо того, чтобы молчать,
Меня толкнула с табуретки,
Чтоб на пол я смогла упасть.
Я, к сожалению, упала
На голый кафель, как бревно,
Удар был сильным, что сломала
Я своё левое бедро.
И хорошо, что дома внучка,
Моя красавица была,
Быстро взяла меня за ручки
И до дивана провела.
Ой, не дай Б-г люди узнают
Не говорили б за спиной;
«Сын мать родную оскорбляет
Перед негодницей женой!»
Ведь у меня четыре сына,
Ради которых я жила,
Уже все взрослые мужчины,
У каждого своя семья.
Всех одинокого любила,
Не различала никого,
Без мужа их одна растила,
А это, ох как нелегко!
К счастью, бедро моё зажило,
Хоть порой ноет среди дня,
Но моё сердце не забыло
То, как обидели меня.
Знаю, хотели сын с невестой,
Чтоб я покинула их дом,
Чтоб я нашла уж своё место
Ба гўристон, пеши бовом?
Теперь хромаю, как старуха,
Что стыдно в Канесо ходить,
Ведь по шхуне гуляют слухи,
Которых просто не затмить!»
И тут из её глаз рекою,
По щекам слёзы потекли,
Я её тут же успокоил,
Сказав ей: «О, апа-Хусни.
Вы слёзы зря не проливайте,
Время вылечивает всё,
И, словно пенсию, не тратьте,
Здоровье ценное своё!
Они ведь постареют тоже
И где бы, кто из них не жил,
Каждый из них получит всё же
Того, чего он заслужил.
И как народом говорится
Почти, что много сотен лет;
«Всё бумерангом возвратится,
Какой привет — такой ответ!»
Мораль у этой юморески
Встречается и в наши дни
И хоть смеёмся мы по-детски,
Читая притчу про Хусни.
Я скромным голосом поэта,
Всё ж не желаю никому,
Жить хорошо, но и при этом,
Как у Хусни, иметь судьбу!
Ведь грех один их страшных самых,
Приравненный земного зла —
Когда дитя кричит на маму
Иль зверски смотрит на отца!
Это страшнее преступления,
Того, что почту обокрасть,
Не будет лишь тому прощения,
Кто оскорблял отца иль мать!!!
Рафаэль Аминов, Израиль, июнь 2023 г.