О книге Бахтиёра Урдашева «Без грифа секретности (из дневников дипломата)». Ташкент, 2024, 454 стр. (электронный вариант).
Могу, излишне не мудрствуя, предположить, что данная книга, по благоприятному стечению обстоятельств ставшая предметом моего заинтересованного внимания, высветила и в очередной раз подтвердила незыблемость аксиомы, согласно которой «уроки истории заключаются в том, что люди ничего не извлекают из уроков истории» (Гегель).
Но почему человек остается равнодушен к настойчивой и уверенной поступи истории, почему не учит ее горьких уроков и не делает соответствующих выводов? Неужели многовековой опыт человечества ничего не стоит? Можно приписать это инертности «гомо сапиенс», нежеланию прислушиваться к голосу разума и следовать его наставлениям (при том, что «сапиенс» означает именно «разумный»…)
И все же почему? Ведь, наступив на очередные грабли, самое время задуматься и предотвратить очередное заблуждение человечества, не допустить сползания к краю бездны, предотвратить неминуемый следующий удар тем же немудрящим инструментом по тем же лбам. Но с завидным постоянством эти самые родимые грабли оказываются тут как тут, какими-то неведомыми путями всегда рядом — к услугам желающих повторно стать жертвами собственного недомыслия.
Однако не всё так просто и однозначно в этом тревожном противоречивом мире, сотканном из бесконечного множества взаимоисключающих друг друга явлений и процессов, служащих вечным двигателем развития общества и взаимодействия его материальных и социальных компонентов.
Испокон веку человечество не может и не желает отказаться от своей неизбывной приверженности к такому ассоциативному ряду манящих идеологем, как «справедливость», «свобода», «равенство и братство» и веры в утопические принципы «от каждого по способностям — каждому по влекущим потребностям»: следует лишь ещё немного повременить — и многообещающая скатерть-самобранка расстелется!
А сколько горячих голов и сочувствующих полетело на почве подобных иллюзий – не перечесть! Сколько крови человечество пролило, пытаясь достичь этих вожделенных фантастических целей, сколько жизней оказались загубленными по тем же причинам!
По сведениям военных историков, человечество уже успело испытать более 15 тысяч войн, унёсших жизни 3 миллиардов 640 миллионов людей. Боюсь, что новые понятия-«дразнилки» последнего времени типа толерантности, политкорректности, ласкающие слух непосвящённых и перехватывающие дух у опьянённых адептов, особенно из числа т.н. прогрессистов-либералов, сулят аналогичные перспективы.
Тема войны, навечно заклеймённая её гуманными противниками и убеждёнными пацифистами, безнадёжно пригвождённая к столбу позора, может, оказывается, восприниматься просвещённым человечеством не только как тягчайшее преступление, но и как парадоксальный источник социального взлёта, мощный катализатор движения по восходящей к невиданным вершинам, ускорения научно-технического прогресса.
Если разумная осторожность спросит, какой ценой, вполне может последовать возражение: не стоит на этом зацикливаться, ведь атомная энергия, как никакая иная, может послужить вероятным «зонтиком» в случае экзистенционального обострения ситуации между противоборствующими сторонами. Так что она — палка о двух концах, но именно по этой причине её никто не пытается всерьёз придавать анафеме.
Вы спросите: к чему это введение — казалось бы, не имеющее прямого отношения к основной теме намеченного дискурса?
Поверьте автору: оно важно для восприятия книги Б. Урдашева: это своего рода ключ для осмысления описываемых им минувших событий, для понимая конкретики явлений небольшого, казалось бы, исторического отрезка времени продолжительностью в 10-15 лет бывшего советского центральноазиатского региона.
Уникальность этого повествования – размышления не вызывает сомнения и с той точки зрения, что многие его действующие лица, включая прежде всего самого автора книги (до 120!), являются поныне живыми свидетелями и непосредственными участниками минувших экстраординарных событий в Таджикистане: кровавое гражданское противостояние и послевоенное обустройство страны.
Автор воссоздает образы-портреты подлинных патриотов — неустанных приверженцев создания необходимых условий для освобождения региона от угрозы радикализации, для утверждения политического диалога и мер доверия в межгосударственных отношениях.
Хотя автор не употребляет понятий «синдром» и «синдроматика» социальных явлений (судя по всему, заимствованных политологами из медицины), фактически сущность рецензируемой книги подпадает под соответствующие категории. Она приобретает особую прикладную ценность в силу убедительного раскрытия системного метода оценки и анализа ситуации, складывающейся в постсоветском Таджикистане в первые годы обретённой независимости: синдром суммы обстоятельств.
Под социальной синдроматикой подразумевается комплекс взаимосвязанных между собой общественных явлений, определяющих динамику перспективных тенденций развития конкретного региона. Эти явления способны повлечь за собой не только качественные изменения политического статуса региона, но и, в случае неблагоприятной ситуации, обострить нежелательные социальные тенденции и взаимоотношения с соседними странами.
Бахтиер Урдашев, серьезный ученый, затрагивает всю широту отношений между Россией-метрополией и её Центральноазиатской вотчиной вплоть до 1991 года, – до распада советской империи. Его наблюдательность проявляется в целом ряде метких характеристик, проливающих дополнительный свет на суть 130-летних взаимоотношений между сторонами. Чего стоит, к примеру, неизбитое, оригинальное умозаключение «режим смиренного молчания» (стр. 21) – думаю, не нуждающееся в расшифровке.
Логическим продолжением этой констатации служит утверждение автора о диктатуре, которая подчас всесильна, поскольку подобна «абсолютному антагонисту альтернативного разума в виде иных мнений и оценок, реально предпочтительных с точки зрения общественных интересов. Там, разумеется, где именно они, а не кланово-семейные, местнические, корпоративные и прочие локальные интересы ставятся во главу угла» (стр. 36).
Справедливость этого утверждения неоспорима – равно как и дальнейшая колоритная и уместная метафорика: «девиантные фантазии», когда речь идет об «обыденном мусульманском сознании» (стр. 26), силу влияния которого никак не следует преуменьшать. Всем памятен сомнительный опыт Запада и России в Афганистане, а немного ранее, в 70-х, в Иране, обернувшийся в 1979-м году изгнанием шаха и победой клерикалов — со всеми нынешними печальными последствиями.
Причём всё это происходило на фоне неустанных утверждений западных идеологов об исключительной универсальности и незаменимости «абсолютных преимуществ их демократических устоев». Тем самым речь идёт о своеобразной лакмусовой бумажке, контролирующей «чистоту» опыта государств, претендующих на признание и получение соответствующих дивидендов от «мэтров демократии». Это противостояние с особой остротой обнаруживается ныне на постсоветском пространстве, вокруг, в частности, вступления в НАТО и ЕЭС Украины, Молдовы и Грузии), где тема «чистоты коэффициента» демократии и «уровня преданности» устоям свободы во многом являются превалирующими.
Вопросы множатся, словно снежный ком — после, к примеру, недавних телерепортажей с заседания Конгресса США, где нелицеприятно обсуждались и комментировались причины издания в стране литературы для школьников с подробным изложением существа, полной доступности, оправданности и даже естественности нетрадиционных отношений между полами. Кстати, данная тема служит ныне одним из аргументов психологического противостояния Западного альянса с Россией, использующей эти деликатные мотивы для объяснения усиливающейся конфронтации и необходимости создания многополярного мира.
Здесь не может не возникнуть вопрос: кому понадобилась эта щекотливая и очень интимная проблема для широких публичных дискуссий и во имя каких конечных целей? Ведь совершенно очевидно, что спущенная, условно говоря, «с цепи» (лучше, как бы покорректнее, «с поводка») демократия, а вместе с ней и вожделенная свобода, ободрённые новыми безграничными, ничем и никем не лимитированными возможностями, оказываются в состоянии свободного — нет не падения, а мировосприятия и ощущений. С таким вооружением человечество способно на многие «подвиги» — а, в конечном итоге, на вырождение.
«Демократия – наихудшая форма правления, если не считать всех остальных». Это классическое определение Черчилля со всей очевидностью свидетельствует, что ни демократия, а стало быть, ни свобода не могут быть эффективными, если тяготеют к рафинированным формам, абсолюту, за которыми начинают проступать безнаказанность и вседозволенность со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Если при этом учесть, что с объективным ростом возможностей материального потребления синхронно наблюдается падение авторитета моральных ценностей, связанных c материей как сообщающиеся сосуды, то становятся более понятными и факты неуклонно возрастающего давления на общество накрученных гендерных проблем, галопирующего упадка престижа семьи, коррупции, наглой лжи, нечестности, роста наркомании, преступности, насилия и т.д.
Автор с болью подчёркивает, что «…разум отказывается верить в неумолимое разрушительное предназначение человека, в глобальную деградацию нравственности…» (стр. 318). Или: «Несовершенство человеческой природы, её богопротивной предрасположенности к пролитию крови себе подобных» (с. 214).
Эта фактическая «богопротивность» имеет более широкую основу и фактически лежит сегодня в фундаменте всех левацких поползновений, претендующих на глас верховного пророка в мировом масштабе. По существу, разносится в пух и прах малейшее стремление человека к реальной уважительности, а значит, и восприятию добра, чести и простой, понятной людской порядочности.
Истоки этой застарелой болезни берут своё начало в далёком прошлом, о чём очень образно и убедительно пишет Урдашев: «Там, где уже из соображений самосохранения можно и нужно было повернуться лицом к религии, попробовать сделать её своим если не союзником, то хотя бы полезным попутчиком, советская система усилиями пропагандистского аппарата упорно продолжала свою бестолковую, давно потерявшую хоть какой-то смысл богоборческую деятельность» (стр. 63).
Сколько вреда принесла эта тупая агрессивная «бестолковщина», можно лишь догадываться: французские и итальянские коммунисты — сателлиты Кремля умело манипулировали своим терпимым отношением к «опиуму» для народа – а Москва, не жалея, подкармливала их, посылая немало материальной «помощи». Мы упоминаем об этих достаточно известных явлениях неспроста: автор заинтересовавшей нас книги, будучи первым послом независимого Узбекистана в соседнем Таджикистане, оценил местную ситуацию профессионально, изнутри — и прекрасно осознал всю её сложность, особенно в связи с развязанной гражданской войной. Он сделал логичный вывод: страна его пребывания с дипломатической миссией также подвержена воздействию подобных веяний — как и весь регион в целом.
Определяя стратегическую внешнеполитическую линию, формулируя характер взаимовыгодных отношений с бывшей метрополией, Б.Урдашев в достаточно деликатной манере напоминает о так называемой былой «державной воле» (стр. 41), «патерналистической позиции», «старшем брате», «собирании земель» (стр. 48), что в новых условиях вряд ли может способствовать добру и углублению всесторонних связей.
При этом он убедительно доказывает, что обновлённая Центральная Азия – это стратегическая мечта и цель всего региона. Им приводится, в частности, мысль президента Казахстана К. Токаева: «Сегодня на основе этой исторической общности и ментальной близости наших народов мы вместе формируем новый облик ЦА как региона огромных возможностей, устремлённого в будущее» (стр. 51).
А созидание будущего — титанический труд, создание новой политэкономии, решение межнациональных проблем – при том, что не забывается боль после трагических событий в Фергане, Андижане, Намангане, на границе Узбекистана и Киргизии, Оше, Алма-Ате. Сохраняются сложные отношения между руководством Ташкента и Душанбе — до конца непонятно, по какой причине.
Одновременно кликушествовали те, кто твердил о поражении идеи обновлённой ЦА, характеризуя её как «пустышку». Раздавались голоса: центробежные силы значительно весомей интеграционных! Б.Урдашев доказательно настаивает на том, что плодотворное расширение дипломатических отношений Узбекистана во многом зависит от его реального экономического потенциала: голый пиар видимости не сработает.
Автор книги предстаёт как серьёзный аналитик, сумевший увидеть потенциал практических шагов новой власти Таджикистана, погасившей гражданскую войну. Сойдя с тропы кровавой конфронтации, удалось сформулировать пакет практических действий, позволивших республике пойти по пути прогресса и обновления.
Будучи человеком скрупулёзным и ответственным, оценивая степень важности своей миссии в соседней стране, Б.Урдашев сумел показать читателю всю неординарность запутанного клубка тяжелых проблем, копившихся в Таджикистане десятилетиями и приведших к кровавому четырёхлетнему социальному взрыву на руинах развалившейся Роccийской империи.
На поверхность выползли щупальцы межклановой войны, подпитываемые региональными особенностями общества – отсюда стихия погромов с многочисленными жертвами, «кровной местью» и т.д. Причём речь идёт не о безымянном абстрактном процессе – указываются конкретные имена пострадавших во всеобщей трагедии. Авторская строгая конкретика анализа – не бухгалтерский учет: это глубоко человечная эмоциональная оценка всего ужаса событий, охвативших землю Таджикистана. Их локализация и устранение носят характер сверхсрочный.
Одной из несомненно сильных сторон книги является доказательство системообразующей роли человеческого фактора в эффективном управлении социальными процессами — особенно в экстремальных исторических условиях.
И здесь можно с удовлетворением наблюдать, как автор, великолепно ориентируясь в хитросплетениях кадровых перестановок, наблюдает порочность социальной психологии в рядах бывших представителей таджикской партийно-административной элиты, а наряду с ними и так и новых деятелей либерального крыла, имитирующих западные ценности.
Легальная оппозиция, включающая представителей демократической партии, тоже в немалой степени способствует расшатыванию обстановки в стране на почве так называемой «свободы», подталкивая Таджикистан в объятия хаоса.
Автор напоминает о сложности нескончаемых переговоров о разрешении кризиса под эгидой ООН в Москве, Тегеране, Исламабаде, Кабуле. Речь идёт не о случайной географии, а об определённых попытках конкретных стран извлечь для себя ту или иную выгоду либо в азиатском регионе, либо общемировую — если повезёт.
Судя по утверждению автора, конструктивную роль в длительном болезненном процессе региональной стабилизации сыграл президент государства Эмомали Рахмонов (стр. 108).
К чести его, он принадлежит к числу интеллигентов, великолепно владеющих родным литературным языком: это придаёт выступлениям политика высокого ранга яркую эмоциональную окраску и убедительность, столь необходимую для поиска общего языка с народом.
Важно отметить, что по характеру и внутренним убеждениям автор книги — априори человек позитивный, доброжелательный, подмечающий в людях, в первую очередь, положительные черты и склонности. Его восьмилетнее пребывание в качестве посла в Таджикистане оставило весьма благоприятные впечатления.
Незаурядные черты личности способствовали плодотворному и взаимовыгодному решению основных стратегических задач, поставленных руководством Узбекистана перед своей дипломатической миссией в стране с весьма непростой постсоветской историей.
Не случайно родители автора книги нарекли сына именем Бахтиёр — словно предчувствуя его незаурядную судьбу миротворца и сеятеля добра. Буквально в переводе с фарси «Бахтиер» означает «счастливый» или «удачливый»: говорят, счастье и удача размножаются деленьем…
Миссия посла-миротворца в стране, только вышедшей из пламени беспощадной гражданской войны — это нелёгкая печать судьбы, потребовавшая человека, оказавшегося на ее перепутьях, огромной мудрости и тонкости в общении: этим дипломат Бахтиёр Урдашев обладает в избытке.
В качестве примера приведу одну из характеристик, данных автором некой персоне, встретившейся на житейском перекрёстке: «Высокий, худощавый, подтянутый, он произвёл на меня впечатление ментально близкого мне человека из народа, из той неурбанизированной сильно среды, которая взращивает неприхотливых, без непомерных амбиций подвижников нации, безальтернативно ментально патриотов» (стр. 151-152).
Согласитесь, дорогой читатель, что это оценка не только «инженера человеческих душ», но и сканера, обладающего чувствительным даром-наитием проникать в самые сокровенные отсеки людской души. Для дипломата – индикатор профессиональной пригодности.
То же самое благородное начало подвигло автора книги уделить доброе внимание своим бывшим землякам из числа бухарских евреев, оказавшихся ныне, волей всё той же судьбы, вдали от края, где их предки впервые появились более двух тысячелетий назад.
Следуя своему благородному внутреннему зову, Бахтиёр Урдашев даже излишне идеализирует хрестоматийного еврея: по его мнению, он чужд соблазнам «золотого тельца», благодаря чему подобного рода иммунитет к коррупции якобы сохранил еврейский народ и вывел его в первые ряды современной цивилизации (стр. 167-168).
Вне всякого сомнения, среди евреев, как впрочем и среди многих иных народов, немало людей подобного склада – чистых и бескорыстных. Однако природа человека непомерно сложна, а зависть и вечное чувство «хочу больше и лучше» толкают его порой в ненасытные объятия коррупции и иных экономических преступлений.
Мировая уголовная хроника пестрит ныне разноликой информацией по данному поводу — независимо от политической системы, места преступления и этнической идентификации. Хотелось бы верить, что со временем этот людской бич уступит место большей порядочности и благородству…
Подводя черту нашему экскурсу в анналы оригинального исследования Б.Урдашева, следует подчеркнуть его глубинную связь и прикладную ценность не только с сегодняшним днём, но и поразительную прозорливость в контексте прочтения матриц будущего.
Великолепный стиль изложения материала, его строгая логическая последовательность дают полное право отнести г-на Бахтиёра Урдашева к числу серьёзных и непредвзятых летописцев истории Центральной Азии на одном из сложнейших этапов её развития.
Вильям КАНДИНОВ