ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ СТАРОГО НЕФТЯНИКА
Продолжение.
Начало – в №№ 1191, 1192.
НА ГОСТЕПРИИМНОЙ ЗЕМЛЕ ТЕХАСА
ЛИНДА
По поводу своеобразия любимого нами одесского, да и всего взрастившего нас отечественного юмора говорят приблизительно так: на западе этот юмор не всегда воспринимается, потому что мы не прочь посмеяться над тем, что у воспитанников иного, давно и строго отлаженного мира может вызывать лишь недоумение и печаль…
Многие годы я старался делать в командировках добрые дела для нефтяников города Сургута, одного из красавцев нынешней Западной Сибири. А в 1995 году меня, сотрудника московского ВНИИ буровой техники, включили в делегацию сургутян, которая отправилась в города Хьюстон и Даллас штата Техас для ознакомления с американским опытом строительства горизонтальных скважин.
В этой десятидневной поездке нашим гидом была милая молодая переводчица Линда, изучившая русский язык в своей Америке и говорящая по-русски красиво, без каких-либо ошибок, с легким акцентом прибалтийского типа. С ней было интересно и приятно общаться. Линде нравились наши дружеские подтрунивания друг над другом, и, слыша их, она нередко от всей души, заразительно смеялась.
Оценив чувство юмора Линды, я однажды решил повеселить ее русским анекдотом на американскую тему, услышанным в какой-то из юмористических телепередач. Анекдот этот неизменно вызывал смех в России…
Где-то в Псковской области начали сооружать важный военный объект. ЦРУ немедленно стало готовить разведчика на этот объект. Парень научился говорить по-русски с псковским выговором и был успешно заслан в Россию. Вот идет он зимой по проселку, недалеко от города Пскова, в телогрейке, шапке-ушанке и валенках. А навстречу ему ковыляет какая-то старуха. “Мамаша, далеко до вашего райцентра?”- спрашивает он. “А ты, сынок, шпион что ли?”- интересуется старуха. “Как ты узнала, мамаша?”- произносит потрясенный американец. “Да у нас тут отродясь не было черных”.
Рассказал я анекдот и к ужасу вижу, что Линда даже не улыбается. Более того, помрачнела и, помолчав немного в задумчивости, промолвила: ”Беда, если так работает ЦРУ”…
Впрочем, посмеялись мы с Линдой еще немало. Но с той поры – без анекдотов.
В ГРЕЧЕСКОМ ЗАЛЕ
В той же командировке мне довелось провести вечер в огромном и веселом греческом ресторане Хьюстона. Руководителя нашей делегации пригласил туда его приятель, один из известных хьюстонских бизнесменов, грек по происхождению. С ним была русскоговорящая сотрудница, молодая, красивая, общительная Оксана. А четвертым, по неожиданной просьбе нашего руководителя, был я.
Столы в ресторане размещены обширным амфитеатром, окружают с трех сторон маленькую эстраду и танцевальную площадку перед ней, а наш стол находился прямо у края танцплощадки.
На эстраде неугомонно трудились два веселых талантливых исполнителя с аккордеоном и каким-то струнным инструментом (забыл уже). На танцплощадке я увидел много осколков керамической посуды, которую периодически сметали вениками служащие. Но осколки тарелок появлялись там снова и снова, благосклонно воспринимаемые танцующими. Да и мы добавляли несколько раз таких осколков, азартно бросая на пол тяжелые тарелки, специально выдаваемые нам (как и другим) официантами для проявления бурного веселого возбуждения.
Честно говоря, такого бурного коллективного веселья зала я в ресторанах еще не видел. Нежданно-негаданно настал и мой черед продемонстрировать залу свое танцевальное искусство. Как-то, между делом, один из парней с эстрады спросил меня, откуда я родом. Я, не подозревая никаких кошмарных последствий, ответил, что из города Баку, из Азербайджана. Естественно, не пояснил, что меня увезли оттуда в Москву в дошкольном возрасте, и поэтому об азербайджанских танцах имею, мягко говоря, слабое представление.
Я увлеченно что-то рассказывал, когда Оксана вдруг прервала меня и сообщила, показывая в сторону эстрады: “Это – для вас. Азербайджанский танец. Идите, идите, зал ждет”. Увидев ужас на моем лице, она, видимо, прониклась сочувствием и сказала: “Ну, ладно. Давайте вместе. Я как-нибудь вам помогу”.
О, это был самый безумный танец в моей жизни. Если попытаться назвать то, что я демонстрировал, приличным термином, это была чрезвычайно вольная импровизация на тему “Танцы народов СНГ”. Не исключаю наличия в моем танце и азербайджанских веяний, если подсознание отыскало их в кладовых моего прошлого опыта.
Когда танец закончился, я смутно оценивал происходящее. Вспоминаю, что были аплодисменты, что Оксана меня тепло похвалила. Позже сообщила: “Я заказала для нас вальс. Не могу упустить возможность стать в нем вашей партнершей – мне не дает покоя ваше призовое место по вальсу на школьной олимпиаде Иркутской области”. Господи, и похвалиться я уже, оказывается, успел после очередной рюмки…
Вальс получился потрясающим. На площадке мы были только вдвоем. Танцевали вольно, широко, смело. Последовали бурные аплодисменты. А Оксана тихо сказала: “ Запомните: приеду в Москву – станцуем еще!”
Могу честно признаться и вам, дорогие читатели, и жене: после этого вечера я Оксану не видел. Но хочется думать, не забыла она наш вальс в греческом ресторане Хьюстона…
ИСТИННО НЕМЕЦКАЯ ТОЧНОСТЬ
Наш ВНИИ буровой техники в течение многих лет сотрудничал с учеными-буровиками ГДР (Восточной Германии) по совершенствованию техники и технологии строительства скважин. Много раз немецкие специалисты становились нашими гостями, много раз мы ездили в ГДР. Дело, конечно, делом, но наше общение всегда было дружеским и обязательно выходило за формальную сферу. И это естественно: нас встречали практически ровесники, прекрасно говорящие по-русски, поскольку когда-то учились, как и мы, в Московском нефтяном институте.
Они по возможности стремились порадовать нас своим гостеприимством, которое включало как культурные мероприятия (например, музей или концерт органной музыки), так и, непременно, посещение колоритных уютных ресторанов.
Но этика ресторанных застолий не соответствовала привычной для всех нас со студенческих времен раскованности веселых «мальчишников». Поэтому мы после ресторанного ритуала нередко приглашали немецких друзей в наш гостиничный номер, и тогда все с удовольствием, что называется, «отводили душу» в искристых дружеских беседах. У нас, гостей из Москвы, всегда «с собой было»…
Никогда не забуду один из таких случаев.
Сначала мы посетили какой-то ресторан, где нас очень вкусно накормили. Что же касается шнапса, его налили каждому в небольшую рюмку с рельефным наружным кольцом в середине. Кольцо означало следующее. Первый тост произносится хозяевами в нашу честь – и рюмки должны быть опустошены только до этого кольца. Затем мы отвечаем хозяевам ответным, благодарственным тостом – и рюмки опустошаются полностью. Мы добросовестно осуществили этот ритуал и ощутили, что пока – «ни в одном глазу». А просить о повторном наполнении рюмок оказалось неэтичным. Кстати, нас, москвичей, тогда было трое, а хозяев представлял наш немецкий друг Рудольф.
Оценив уровень немецкой кухни (тут юмор был бы неуместен), мы, естественно, пригласили Рудольфа к себе в гостиницу на истинный «мальчишник». И он, понятно, согласился…
Часов до четырех утра мы вспоминали студенческое прошлое, шутили, рассказывали о новостях нашей жизни, делились веселыми анекдотами и, конечно, не раз погружались в раздумья о текущих и будущих совместных делах. И всё это время советские сервелат, консервированная селедка и прочая привезенная нами еда под новые тосты запивались советской водкой (каждый из москвичей – буровики как-никак! – дисциплинированно привез разрешенные три бутылки)…
Но всему приходит конец – Рудольф, сердечно поблагодарив нас, вызвал такси и поехал домой.
А утром (день был нерабочий) он, веселый, с еще не вполне трезвыми глазами, разбудил нас стуком в дверь и заявил:
- Друзья, я этой ночью, несомненно, установил свой личный рекорд по принятию водки за одно застолье. Мне необходимо его уточнить. Сейчас, пока не убрали пустые бутылки, пересчитаю их и запишу свою, четвертую долю.
Нас потрясла его неуемная жажда точности. Кто-то вдохновенно произнес тост за это недосягаемое для нас свойство немецкой души…
“КОГДА
МЫ НАЧНЕМ?”
С улыбкой вспоминаются и некоторые моменты самих командировочных дел.
В 80-е годы мы проводили совместный промышленный эксперимент с нашим другом и коллегой из ГДР по имени Герд. Для этой работы была выделена буровая в самарской глубинке.
Цементирование скважины по нашей технологии назначили на 12 часов дня. В половине первого Герд спросил ответственного представителя бурового предприятия: “Когда мы начнем?” Тот дал прогноз с истинно российской точностью: “Возможно, где-то через полчаса”. И это – после получасового опоздания…
Чтобы Вы представили ощущения Герда, я должен заметить, что, по моему опыту, в ГДР цементирование скважин начинали с той же точностью, как сеансы в кинотеатрах. У нас же еще понадобились два непредвиденных рейса на базу для замены ошибочно завезенных устройств. В общем, как сейчас любят говорить в России, “получилось, как всегда”. Цементирование начали в четвертом часу дня, но – что было, то было – выполнили прекрасно. Герд в итоге был доволен, радостно возбужден.
“Знаешь, Юра, — сказал он, когда мы ехали с буровой, — я заметил, что у вас в России, в отличие от нашей ГДР, все очень большое: города огромные, расстояния огромные, даже полчаса у вас совсем не те, что у нас”.
Позже он опубликовал в ГДР интересную брошюру о нашем самарском эксперименте. Вопрос сроков работ в брошюре не освещался…
Юрий Цырин