
Среди многих женщин Самарканда, прославивших мой родной город в медицине, выделяется доктор Нина Ариевна Мирзакандова, которую знали и уважали не только в родном еврейском квартале, где она родилась и отдала любимой работе хирурга все годы до иммиграции, но и в Нью-Йорке, где находится самая большая после Израиля община бухарских евреев. Здесь она прожила три десятка лет.
В Самарканде, как и в целом по миру, не так много женщин — врачей, специализирующихся в хирургии. А для девушки из еврейского квартала эта профессия была чем-то просто заоблачным.
Пнино – значит жемчуг
Нина – Пнино, родилась в Самарканде, в семье Ари Мирзакандова и Балор Кулдановой в 1927 году. Её детские и юношеские годы пришлись на сложное время: голод тридцатых, ежовщина, аресты близких,
война… В 1941 году ей было всего 15 лет. Её брат Даниэль был призван в армию. Нина пошла работать в парикмахерскую, чтобы помочь семье.
Однажды ее клиентом оказался профессор Ленинградского мединститута Фаддей Моисеевич Голуб, который в годы войны был эвакуирован в Самарканд. Он обратил внимание на искусность рук молодой парикмахерши. Она так точно и быстро работала с ножницами, что профессор предложил ей поступить на подготовительные курсы в медицинский институт. Он видел ее в будущем хирургом, за операционным столом.
Так случай кардинально изменил жизнь красивой девушки – с изумрудными глазами, бархатно-белой кожей, серьезной, скромной, волевой.
В 1948 году Нина Ариевна блестяще окончила мединститут и получила диплом хирурга.
Молодого специалиста, как было принято в те годы, отправили отрабатывать диплом в места, где ощущалась острая нехватка в медиках. Так она оказалась в 1952 году неподалеку от Шахрисабза, где жила большая еврейская община. Туда же отправился ее будущий супруг, Шумиэль Моисеевич Гадаев, из аристократического рода, название которого происходит от ивритского имени Гад, что в переводе означает «расширяющий пределы свои как лев» – учитель биологии и химии, который сделал ей предложение.
Отработав свои дипломы, они оба вернулись в Самарканд. Гадаев всегда выделялся в еврейском квартале своим внешним видом, одеждой, манерами, которые выдавали в ним потомка аристократического рода.
Они жили некоторое время с родителями, но потом, в 1962 году обзавелись домом, который находился на границе еврейского и цыганского кварталов Самарканда.
Честные, независимые люди, окрылённые надеждой на светлое будущее, они после работы сами занимались строительством дома и смогли его закончить в кратчайшие сроки.
Давайте представим себе молодую, красивую женщину, которую уже Бог одарил четырьмя детьми, хирурга, жену педагога, который работал на две ставки. Она должна была все сделать и везде успеть.
Но Нина Ариевна была именно из тех женщин, которые умели спланировать свой день так, чтобы совместить операции и дежурства в больнице, воспитание и уход за детьми.
Еврейский хирург
«Какое имеет отношение национальность к профессиональной деятельности хирурга?» — спросите вы, дорогой читатель. Отвечаю: прямое.
С середины 18-го века, когда вскрытие тела после смерти получило большое распространение в связи с развитием медицины, крупнейшие раввины отвергали любые операции после смерти.
Медицинские учреждения, как правило, проводят вскрытие, чтобы выяснить, правильно ли был поставлен диагноз и почему лечение не дало желаемого эффекта. В некоторых ситуациях, когда гибель человека связана с уголовным преступлением, этого требуют судебные инстанции.
Не буду углубляться в галахические постановления, которые идут в разрез с практикой современной медицины. Но Нина Ариевна, когда шла речь о бухарских евреях, делала все возможное, чтобы они после смерти не подвергались патологоанатомическому вскрытию. Ей удавалось убедить главных врачей не поступать так с иудеями. Она делала все возможное для того, чтобы их трупы были вывезены, минуя вскрытие.
Сколько людей благодарны ей за это!
Верность клятве Гиппократа

Нина Ариевна работала не только в городской больнице, но и в центральной поликлинике №2 под руководством Рафаэля Михайловича Фузайлова. Там проходили лечение многие ее пациенты. Я поражаюсь ее самоотверженному служению медицине и верности клятве Гиппократа.
Она дежурила сутками, работала по ночам, часами стояла на операциях. Я поинтересовался у самаркандских врачей, в частности, у доктора Олега Фузайлова, знал ли он кого-либо из бухарских евреек, кто работал хирургом. Он не мог припомнить.
О фанатичном отношении Нина Ариевны к своей профессии слагали легенды. Но она никогда не воспринимала свою работу, как подвиг. Просто служила людям и приводила в пример медсестер, работающих денно и нощно в операционных. Она отзывалась о них с особой благодарностью. Ведь они испытывали серьезные физические нагрузки: приходилось перекладывать больных любого веса и возить трупы, и они никогда не жаловались, хотя в представлении многих, это было не женское дело.
– Но надо было видеть ее глаза, когда она выходила из операционной, удовлетворенная тем, что больной чувствует себя хорошо. Для нее высшей наградой была первая улыбка пациента, которому она смогла помочь, –поделился со мной Гриша, сын Нины Ариевны, который приехал в больницу за мамой, так как она задержалась дольше обычного.
Она была абсолютна лишена тщеславия или карьерных амбиций. У нее на первом месте были муж, семья, дети, а на все остальное никогда не хватало времени. При этом она была хорошей хозяйкой, великолепно готовила и хорошо выглядела, регулярно навещала своих родителей, для которых она всегда была смыслом жизни.
Но то, чего она достигла, став состоявшимся хирургом и одновременно оставаясь женщиной во всех отношениях, во многом обязано надежному тылу: муж, дети, которые поддерживали и помогали Нине Ариевне во всем и всегда.
Мама с большой буквы
Так отозвалась о Нине Ариевне ее сноха, Бэлла Аркадьевна Агаджанова – известный в Самарканде и Нью-Йорке педагог музыки, которая полюбила ее с первого дня своего замужества.
– У Нины Ариевны четверо детей. Но на самом деле – восемь. – сказала мне Бэлла, которую я знаю всю свою жизнь как серьезного музыканта и педагога, с обострённым чувством справедливости. – Все снохи – ее дочери, а зятья – сыновья. Никто никогда не может вспомнить грубого слова, неуважительного отношения, недостаточного внимания к себе. Она Мама с большой буквы. При всей своей загруженности, она всегда оставалась очень доброжелательной и отзывчивой, и между ее детьми, снохами и зятьями не было никакой разницы в отношениях: только любовь и поддержка.
Такое же доброе, доверительное отношение ко всем сватьям – кудо – Агаджановым, Боруховым, Бабахановым, Кимягаровым, с которыми она в родстве почти полвека.
Рена Бабаханова, старшая сноха, поделилась со мной такой историей:
– В этом году исполняется полвека нашей свадьбы с Борисом, и все эти годы я постоянно была рядом с Ниной Ариевной. Особенно после того, как я потеряла свою маму. Они были, как родные сестры с моей мамой. Меня сближала с ней также наша медицинская профессия. Правда, я была медсестрой, а она доктором. Я была ее правой рукой и всегда была рядом. Нина Ариевна была настоящий педагог и с большой теплотой и ответственностью относилась к воспитанию своих внуков.
– Когда ушла в мир иной наша мама, и братья Борис и Гриша Гадаевы приняли решение похоронить ее в Иерусалиме, мы вместе с супругой Ханой сделали все возможное для того, чтобы правильно организовать похороны, – сказал зять Рафик Борухов. – Она была на всех семейных торжествах своих внуков, и лично благословляла их всех, кроме последнего, Хаима, под хупой. И поэтому она часто прилетала в Израиль, несмотря на свой преклонный возраст.
– Все, что было нужно организовать в Израиле, провели достойно и с полной душевной отдачей и теплом наши зятья Иосиф Кимягаров и Рафик Борухов, за что им огромная всем благодарность, – подчеркнул старший брат Борис Гадаев.
Треть века в Нью-Йорке
В 1992 году семья Гадаевых иммигрировала в США. Она приехала в новую страну в возрасте 65 лет, когда кажется, что все в прошлом: больницы, поликлиника, нескончаемая череда операция, скальпель, маска…
Но Вс-вышний одарил ее долгой жизнью, чтобы Нина Ариевна могла насладиться плодами своего труда и колоссального авторитета, которым пользовалась среди своих соплеменников, создавшим в Нью-Йорке большую и сильную общину.
К ней часто обращались за консультацией, советовались, искали оптимальных решений в медицинских проблемах. И Нина Ариевна всегда всем отвечала, со знанием дела и тех реалий, которые существуют в современной медицине. Она не успела в свое время освоить азы лазерной медицины, все привыкла делать своими руками, как это филигранно делали выдающиеся хирурги прошлого.
Иногда, встречаясь с ней на каких-то семейных торжествах или поминальных вечерах, я ловил себя на мысли, что ни годы, ни иммиграция, не изменили ее отношения к людям.
Ибо хирург Нина Ариевна Мирзакандова осознавала свою высокую миссию, требовавшую профессионализма и любви к людям, которых она спасала в своей ежедневной врачебной практике. И за все это Бог вознаградил ее большой, наполненной счастьем и любовью жизнью, прекрасными детьми, внуками и правнуками!
Рафаэль Некталов