Уроки Леви Леваева
Президент Всемирного конгресса бухарских евреев Леви Леваев вместе со всем семейством – тридцать пять человек (!) – отправился в Самарканд, чтобы отпраздновать великий еврейский праздник Суккот в прекрасном городе, где прошли его юные годы. Дети, внуки, правнуки, большая и дружная мишпаха Леваевых прилетела из Израиля в Самарканд, остановившись в отеле Silk Road by Minyoun. Естественно, туда прибыла и глатт-кошерная кухня, организованная компанией Asia Travel.
В аэропорту Леваевых встретил Илья Муллоджанов, президент общины, который в последние годы стал напрямую активно работать с президентом Всемирного конгресса. 11 сентября они вместе подтвердили строительство нового бухарскоеврейского центра Ор-Авнер, который будет возведен на месте синагоги раввина Шакарова по улице Республиканской.
Месяц назад мне выпала честь сопровождать лидера бухарских евреев по еврейскому кварталу Самарканда, участвовать в фильме, который снимают израильские кинематографисты о нем, быть свидетелем восхищения и гордости за великую историю бухарских евреев Самарканда, которые достигли впечатляющих успехов в духовной, экономической, культурной жизни древнего города.
Он шел по кладбищу, поклоняясь могилам своих предков – Левиевых и Некталовых, Арабовых и Мирзакандовых. Подойдя к могиле своего прадеда Исаака Левиева, он поинтересовался, десять ли нас иудеев? Посчитали вместе с израильтянами, было 11. И тогда он прочитал кадиш, и мы все громко отвечали “Амин”!
Я вспомнил, в связи с этим, один урок, который преподал мне в свое время Леви Леваев в Израиле.
Вы десятый, Рафаэль!
В начале сентября в Израиле, после концерта в зале симфонического оркестра Израильской филармонии, Леви Леваев пригласил меня на Шаббат в свой дом, который расположен в одном из престижных районов Большого Тель-Авива, в Савьоне. Был шаббат. И, естественно, мне, как гостю, было предложено остаться на ночь до исхода Субботы.
Утром мы отправились в синагогу во внутренней части двора этой прекрасной виллы, поразившую меня не столько роскошью, сколько именно красивым, продуманным до мелочей, архитектурным ландшафтом. Обилие окон делает помещение очень светлым, независимо от электрического освещения.
Начали молиться, произносить благословение, и я, по обыкновению, так как молюсь в синагоге, где несколько десятков человек, произносил “амин” тихо, как бы про себя.
Мое внимание привлекла и сама синагога, которая чем-то напомнила, по своей форме и удлиненным окнам, Малую синагогу в Кутаиси. У входа в синагогу маленький фонтан.
Вместе с нами, кроме членов семьи, молились живущие по соседству марокканские и иранские евреи. И это нормально, ибо, в отличие от традиционных общественных зданий, такие синагоги служат местным еврейским общинам и могут предлагать разнообразные мероприятия, включая молитвы, праздничные собрания, уроки Торы и еврейские праздники.
В свое время, в Самарканде, Бухаре, Ташкенте, Коканде, в домах состоятельных еврейских предпринимателей были большие залы, которые использовались, как синагоги, тоже. Например, в доме Шломо Пинхасова и Аврома (Калам) Калонтарова, Абрамовых (Ковули) имелись такие просторные залы со специальным местом для женщин.
Я сидел рядом с Леви Авнеровичем и видел, с какой внутренней энергетикой, вкладывая в каждое слово собственную интонацию, молился он. Когда стали читать кадиш, то я, по своему обыкновению, тихо присоединялся к молящимся, произносил “Амин!”. Я почувствовал, что в это время Леви смотрит на меня, словно ожидая от меня чего-то большего, чем тихий шёпот. Я махнул головой и произнес “Амин”, как бы про себя.
– Рафаэль, вы – десятый! Громче и вслух: “Амин!”, – тихо сказал мне Леви, и я встрепенулся, четко осознав важное правило миньяна, в свое время озвученное моим дядей Борисом Беньяминовым, который сопровождал меня в синагогу после смерти отца: “Омин гой шов!”.
На самом деле, это известная истина: десять человек образуют минимальный кворум, миньян, необходимый для формирования “общины Израиля” для молебна, чтобы произнесённая молитва считалась молитвой всей общины, а не только личной. Отсюда название синагоги на иврите бет кнесет (“дом собрания”), и это может быть просто дом одного из евреев, в котором они собираются вместе для молитвы тоже.
Теперь, каждый раз, находясь на молебне, я громко поизношу “Амин”, устремив глаза в Небо, независимо от того, сколько человек в миньяне. Но слова Леви: “Вы, Рафаэль, десятый”, призвали меня с новой ответственностью отнестись к собственному присутствию не только в синагоге, но и во всем еврейском мире.
Синагога
Красивый потолок разрисован шестиконечными звездами на фоне синего неба Израиля. Чудесный арон хакодеш с оригинальными дверцами, с двумя свитками Торы – один в позолоченном футляре, а другой без.
Так как в субботу нельзя фотографировать, то после выходы Субботы мы вновь вернулись в синагогу, где мне позволили снять это прекрасное здание семейной синагоги, которая, судя по тому, что ее посещают не только члены семьи Леваевых, является частью духовной жизни всего квартала.
Хочу также, как музыкант, отметить еще одно достоинство: синагога имеет прекрасную акустику, можно сказать, идеальную, так как в ней нет пустого эха. Молебен, песнопения обретают какую-то особую духовную силу, ибо звучат четко и возвышенно. Возможно, никто об этом специально и не думал, но чтобы добиться идеальной акустики без эха, необходимо использовать звукопоглощающие материалы, которые заменят твердые поверхности на мягкие.
– Этот проект одного итальянского архитектора, – поделился со мной Леви.
Я люблю слушать религиозные песнопения, исполняемые Леви Леваевым как в синагоге, так и за субботней трапезой, дома, в кругу семьи вместе с сыновьями и зятьями, которые дружно подхватывают мелодии, хором завершая последние фразы. Поэтому хочу заметить, что в этой части своей духовной жизни Лев Авнерович – абсолютно бухарский еврей, ибо он так поет, словно мы слышим голоса и интонации его предков, исполнявших эти мелодии в середине 20 века.
Во время субботней трапезы, на которой присутствовали его сыновья, дочь, зять, внуки и правнуки, я вновь окунулся в эту атмосферу подлинной красоты и величия родных песнопений, которыми были наполнены мое детство и юность.
Мое внимание привлек сидур с фотографией раввина Авнера Завулуновича Левиева, на котором субботние песни – ширхои Шабботи – были представлены на иврите, бухарскоеврейском языке (ивритскими буквами) и транслитерированы кириллицей. В конце сидура кириллицей помещены песнопения, исполняемые в день брит-милы, обрезания еврейских мальчиков.
Я попросил Леви Леваева подарить мне этот молитвенник. Он любезно согласился и, взяв ручку, подписал его.
Второй урок
После выхода субботы я должен был покинуть гостеприимный дом Леваевых и отправиться в аэропорт. За мной приехала Тамара Софиева, мама Марика Калонтарова, вместе со своим братом. Я повез один чемодан и второй с книгами для синагоги, который попросил рав Бабаев забрать в доме Леваева. Узнав о том, что это не таксисты, а бухарские евреи, Леви Авнерович попросил меня пригласить их в дом. Я, признаться, удивился, так как надо было выезжать.
– Они не таксисты, – сказал он. – Добрые люди, которые проводят вас в Нью-Йорк. Пригласите их на минутку.
Я направился к вратам и попросил заглянуть в дом Леваевых. Они приняли приглашение, зашли в дом, познакомились, оказалось, что они родственники Ольги Леваевой, по линии Софиевых. Напоили чаем, сфотографировались на память.
Гости были очень рады и с благодарностью покинули гостеприимный дом Леваевых.
Это был второй урок Леваева.